Безумная или разумная?

Даже Гёте — этот веймарский Аполлон, гений, который соединил в своем творчестве мысль и чувство, — разграничивал любовь и чистый интеллект. В беседе с Эккерманом он шутливо заметил: «Да разве любовь имеет что-нибудь общее с умом! В молодой женщине мы любим совсем другое. Мы любим в ней красоту, юность, задор, доверчивость, характер, ее ошибки, ее капризы и бог знает еще сколько вещей».

Ум женщины мы «уважаем», по мнению Гёте, если он «блестящ». Но он «не есть то свойство, которое в состоянии нас зажечь и пробудить в нас страсть». «Ум, — говорит Гёте, — может привязать нас, если мы уже любим».

Но воззрения Паскаля очень близки к пониманию проблемы другими философами. Спиноза подчеркивает, что во всех случаях «хотение, чувство, познание, любовь и пр. суть личные модусы мыслящей субстанции». «Таким образом, — говорит Спиноза, — любовь возникает из понятия и познания, которое мы имеем о вещах, и, чем больше и прекраснее вещь, тем больше и наша любовь».

Выдающиеся представители немецкой идеалистической философии конца XVIII — начала XIX века также рассматривают разумное содержание любви в очень абстрактном и гиперболизированном виде.

Кант видит в этой области человеческих отношений проявление действия категорического императива, то есть всеобщего абстрактного долженствования. Согласно Канту, половая жизнь приобретает характер любви не ради наслаждения отдельного индивида, а только в качестве целесообразного, регламентированного действия, направленного на достижение такой природной цели, как сохранение рода. Любовь существует в освященном законом браке только ради достижения этой природной цели. И в этом, по Канту, также проявляются требования долга (моральная и правовая нормы).

Фихте также рассматривает отношения мужчины и женщины с позиций идеалистической философии. Для него, как и для Канта, любовь существует только в рамках святости брака. Она возникает по законам развития разума, в силу того что мужчина и женщина осознают свою высшую роль в браке. Соединенные этим чувством долга, они призваны осуществить продолжение рода и высшую конечную цель —«господство разума».

Гегель выводит разумность любви из священного содержания брака. Это соответствует как принципам его идеалистической философии, так и общей консервативности его взглядов. Он говорит, что любовь настолько разумна, насколько ей присущ исторический смысл. Вне моногамного брака она лишена какого-либо смысла.

Эта концепция недооценивает роль чувств, значение наслаждения, которое дает человеку любовь, для его личного счастья. Таким образом, она подчеркивает первичность идеи общности, абстрактности, индивидуальности. Научная интерпретация фактов, однако, свидетельствует, что интимные отношения объективно удовлетворяют как некоторой функции рода, так и вполне определенным потребностям личности.

Представление о любви как о чисто интеллектуальной сущности является метафизической альтернативой теории о ее иррациональном содержании. Факты подтверждают, что объективная истина находится между этими двумя крайностями.

Любовь одновременно разумна и неразумна, инстинктивна и одухотворена мыслью, биологична и социальна. Она объединяет многие стороны природы человека. Если бы любовь была только инстинктивной, то есть биологической, неразумной, она не несла бы в себе обаяния духовной культуры, проявлялась бы лишь как буйство крови. Если бы она была только разумной, шла только от мысли, любовь никогда бы не могла воспламенить сердце. Ее жизненность оказалась бы иссушенной.