Стартовая площадка цивилизации

Во время второго кругосветного путешествия Джемса Кука на борту его корабля находились двое Форстеров: отец—Иоганн (1729—1798) и сын — Георг (1754— 1794), немецкие натуралисты, собравшие обильный материал и выдвинувшие теорию о трех стадиях развития всего человечества: «детство, или дикое состояние», «юношество, или варварское состояние», и «зрелость, или благонравное состояние». Народы, известные к тому времени, Форстеры распределили по трем ступеням, но они не могли сказать, как и почему происходило такое развитие, почему одни народы задержались на эволюционном пути, другие ушли вперед.

Среди авторов, переживших XVIII в. и пришедших к некоторым прозорливым заключениям, важное место принадлежит шотландскому юристу Адаму Фергюссону (1724—1816). В книге «Опыт истории гражданского общества» он разделил историю человечества на три периода — дикости, варварства и цивилизации. Первые два похожи на форстерское деление, но Фергюссон, современник Великой французской революции, отметил, что грань между дикостью и варварством обозначена введением частной собственности, явившейся результатом перехода людей от основного вида деятельности — охоты и рыбной ловли к земледелию и скотоводству.

Вся эпоха древнекаменного века — это эпоха господства хозяйственно-культурного типа, связанного с охотой и рыболовством, с собирательством дикорастущих съедобных кореньев, плодов, трав, насекомых. Такой хозяйственно-культурный тип очень часто называют «присваивающим». Человек не создает, не производит продукты растительного и животного мира, а просто берет» произведенное природой. И все-таки это определенна вряд ли справедливо, так как наши далекие предки создавали орудия труда, чтобы добыть готовый природный продукт, и в этом была выражена их разумная деятельность.

Однако термин «присваивающий тип хозяйства» живет в науке, и мы не будем забывать о нем, как отражающем лишь одну сторону деятельности древних людей. Будем помнить о самом главном, что именно этот хозяйственно-культурный тип, который существовал почти два миллиона лет, дал нашим предкам возможность накопить опыт, необходимый для перехода к земледелию и одомашнению животных. Возникновение земледелия было итогом наблюдений над ростом и созреванием съедобных растений, опытом, который накопили собиратели, а животноводство начиналось с сохранения детенышей убитого животного, оставлением их в загоне у жилища охотника.

В справедливости такой догадки убеждают материалы этнографии культурно отсталых народов, в частности австралийцев. Первые европейцы, побывавшие на землях австралийских аборигенов, видели, как женщины закапывали в землю «на хранение» собранные клубни дикого ямса. Стоило бы подождать дни и месяцы, и закопанный «на хранение» клубень дал бы урожай, но жизнь австралийца не давала времени для такого ожидания. Вот почему в этнографии существует крылатое выражение «австралийцы стояли накануне земледелия». Важного «чуть-чуть» им не хватило, чтобы совершить' такой же гигантский шаг, который совершили народы Евроазиатского, Африканского и Американского континентов.

Мыслители XVIII в. по-разному пытались оценить значение добытого этнографического материала о народах мира и прошлом человечества. Замечательные философы Руссо и Дидро идеализировали древность, представляя ее как счастливую пору детства человечества. Монтескье выводил зависимость нравов и обычаев людей от географической среды обитания, Вольтер и Кондорсе рассматривали внеевропейские народы как представителей ранней стадии прогрессивного развития человечества.

В XVIII в., обогащенном знаниями всех прошлых эпох, на основе только этнографического материала были сделаны выводы о первобытном обществе как обществе, не знавшем частной собственности, как о равноправной общине без аппарата принуждения — государства, как обществе, являющемся определенной стадией в прогрессивном развитии всех исторических народов, и т. п.

Многие выводы о прошлом были удачным предвидением, но пока не истиной. Данные этнографии еще не были связаны с данными археологии и антропологии, которые только-только формировались как научные дисциплины. Им суждено было проявить себя в XIX в., когда буржуазия и ее апологеты обрушились на выводы ученых XVIII в., особенно на положения о преходящем характере частной собственности и государства. После Великой французской революции буржуазия, отбросив прогрессивные идеи, пыталась доказать незыблемость и извечность тех институтов, которые составляли основу ее существования,— частной собственности, моногамной семьи, государства, религии. Однако начавшееся узнавание и познавание мира нельзя было остановить.

В копилку этнографических знаний прошлые века и тысячелетия к XIX в. принесли много драгоценных сведений, которые суждено было дополнить в невиданных прежде масштабах новому столетию. Новое столетие продолжало начатое предками освоение Земли, осмысление жизни на ней.

Эпоха великих географических открытий породила интерес и начатки знаний о многоликой Земле, о пути, пройденном миром от первобытности до цивилизации. XIX и XX вв. значительно обогатили фактами науку о прошлом человечества, его культуре, его социальных институтах.

Каждое такое открытие, если оно толковалось объективно, буржуазия встречала в штыки, сознательно извращала факты о миллионолетней истории доклассовой эпохи.

Тысячу раз справедливо замечание, что вся писанная история есть история классовой борьбы, но столько же раз справедливо и то, что на уровне современной науки жизнь человечества измеряется уже более, чем миллионом лет, тогда как письменная история насчитывает всего пять тысячелетий. Пять тысячелетий — мгновение, прожитое человечеством, заполненное классовыми битвами, взлетом и падением цивилизаций, периодами рабства, феодализма, капитализма и начавшейся новой эпохи — социализма, первой фазы современной эры.

Отнимем пять тысяч лет от прожитого человечеством, и мы получим практическую бесконечность его предшествующей эры — эры доклассовой. Столь же бесконечно будущее — бесклассовая организация содружества людей Земли.

Если частная собственность, классово-антагонистическое государство, моногамная семья, религия, как утверждают идеологи буржуазии, есть вечные институты, то создание гуманного общества невозможно. Но если человечество создало эти институты в определенную и крайне незначительную по масштабам времени социально-экономическую эпоху, то равноправие — историческая неизбежность, наступление его ничто и никто не может остановить.

Если путь к цивилизации сравнить с устремлением в бескрайние просторы Вселенной, то вся прошлая история, и особенно ее ранний бесконечно длительный период, была стартовой площадкой человечества. В тот период закладывались основы цивилизации и в тот период, учитывая низкий уровень производства и культуры, социальные структуры отражали неосознанные еще, но естественные потребности людей и их коллективов. Социальные институты бесклассовой эры будут высшей формой осознанной воли содружества людей.

И сегодня миру капитализма для того, чтобы объявить бессмысленной борьбу против якобы извечно свойственных человеку индивидуализма, стремления к стяжательству, противопоставления коллективу, агрессивности по отношению к слабым сородичам ничего другого не остается, как надругаться над фактами прошлого, фальсифицировать их. В установлении правды и истины велика роль этнографии.

Этнография со своими данными, обобщениями огромного количества фактов выходит на передовую линию в современной идеологической борьбе, и нередко представители ее из мира капитализма, будучи честными исследователями, оказываются в одном лагере с современными учеными.