Предисловие
Перед нами еще одна антиномия любви — противостояние неисчерпаемых возможностей человека и их усеченной реализации в жизни. Это возвращает к проблеме устойчивости, единственности, наконец, «вечности» любви — но уже в ином ракурсе.
В своих высших взлетах любовь всегда чувствует и осмысливает себя как вечная. Парадоксально, но иначе быть не должно: возможно ль, любя беззаветно, представить конец блаженного состояния, когда корысть отброшена прочь и человек ощущает себя человеком в буквальном смысле слова? Однако рано или поздно наступает трезвость, которая приводит в отчаянье, бывает, и обоих любящих. Психологию таких ситуаций всесторонне раскрыл Джек Лондон. Чем же объясняются те чрезвычайно редкие случаи, когда любовь (принимая во внимание естественное охлаждение полового чувства) длится до старости, до смерти, когда она поистине приобретает достоинство вечности? Только ли удачей выбора?
Разобраться в случае Филемона и Бавкиды позволяет плодотворная психологическая догадка И. М. Сеченова: любовь есть не стабильное состояние, а неизбежное изменение обоих любящих, и «изменчивость милого образа» уже сама по себе предостерегает от пресыщения. Но если изменение двоих оказывается взаимно соответствующим— по вкусам, по цели и общности дел или же по дополнительности разных задач,— любовь как интеграл совершенствования человеческого в человеке сохраняется и побеждает.
Редкость этого предопределена не внутренней «обреченностью» любви, а опять-таки причинами общественного характера. Принципиальная неисчерпаемость одного человеческого существа для другого в условиях экономического неравенства и сугубо профессионализированной деятельности (включая и работу домашней хозяйки) оборачивается односторонностью, исчерпаемостью, переходит в свою противоположность.
Угасание любовного чувства — вечная и глобальная проблема. Это почти никогда не случается одновременно с обоими любящими. Поиски «выхода» из любви, а с другой стороны, ревность сохранившего привязанность, в частности, и порождают те муки любви, которые Энгельс назвал самыми благородными, самыми возвышенными и самыми индивидуальными муками. При известном психологическом сходстве трагедии «разорванной любви» приобретают различный вид и имеют разные решения в капиталистическом и социалистическом обществе.
Характерной для всех стадий развития капитализма является ситуация поруганной любви — во имя материальных или иных, связанных с материальными, выгод. К. Василев приводит множество примеров из мировой литературы, показывающих, что страдающей стороной оказывается здесь прежде всего девушка, женщина. Впрочем, и женщина может отречься от любимого человека, стоящего на более низкой ступени общественной лестницы («Мартин Иден» Джека Лондона). И поскольку разрыв вызван не исчерпанностью чувства, за всеми его поводами, приобретающими иной раз самый сложный и запутанный вид, скрывается измена любви. Она порождает множество негативных следствий — от превращения любви в свою противоположность, то есть ненависть, до самоубийства и убийства — и оборачивается тяжким кризисом веры в человечность, который не всегда завершается восстановлением этой веры, как это произошло в Воскресении» Льва Толстого.
Социализм возвестил любви новые надежды. Исключив экономическое, правовое и моральное принуждение, социализм открыл пути равенству, ясности и недвусмысленности отношений любящих. Но поскольку этот новый общественный строй характеризуется и неполнотой экономического равенства, которая при искажении его принципов может достичь экстремальных значений, ему также не чужды ни корыстный выбор, ни, напротив, необоснованные разрывы любовных и семейных отношений. Более характерной для социализма является ситуация несоответствия интересов, распада духовно-нравственного единства, на чем мы специально остановимся несколько далее.