Предисловие

В романе «Вечный город», действие которого происходит в Москве, в год Олимпиады, одаренный архитектор Завьялов оставлен женой, ушедшей к его врагу — человеку духовно ничтожному, беспринципному, но удачливому карьеристу. Вопреки ожиданиям творческая победа Завьялова, и как ее следствие, материальное благополучие не вернули ему жену. Почему? Испытывая неизбывную тоску по любимой женщине, Завьялов понимает свою вину перед ней. Ведь это он, Завьялов, во имя грандиозного проекта города будущего лишил жену духовного общения, без которого любовь задыхается, это он в своем творческом высокомерии отдал ее на произвол бездействия и привязанности к «интерьерному» бытию. С другой стороны, кем или чем стал бы Завьялов, похоронив свой талант ради приработков, ради бесконечно множащихся прихотей своей жены?

Романы Проханова, в которых многосторонне обрисован исполненный острых противоречий, сложных рефлексий, благородных и низменных побуждений духовный мир наших современников и современниц, отвечают на новые вопросы нашего бытия. Примат нравственности и долга в любви безусловен при социализме с момента его возникновения. Исполнение главного жизненного долга, счастье тяжкого и всезахватывающего творческого труда принесут облегчение и самооправдание и Маше Горшениной, и Пушкареву, и Завьялову. Это и есть главная замена любви, которая особенно присуща нашему времени,— труд, творчество, плодотворная деятельность.

Социализм покончил с легендой, будто моральное достоинство любви зиждется на религиозной вере и только церковь есть истинный столп и защитник нравственности. Ни христианские, ни другие церкви не могут отказаться от унижения человеческой нравственности, резюмированного в мифах о первородном грехе любви, от аморального принижения женщины — «греховного сосуда», наконец, от подчинения любви и семейных отношений диктату мужского собственничества. Всякого рода «обновленческие» церковные движения, тем более сектантские, ничего здесь принципиально не меняют.

Научно-философская оценка любви однозначна: сама по себе подлинная любовь всегда есть добро. Социализм возвышает любовь, тогда как капитализм враждебен ей по своей природе.

Известные высказывания Наполеона и Шопенгауэра классически обозначили два полюса буржуазного отрицания любви. Наполеон видел в ней демоническую силу, препятствующую развитию волевых качеств мужчины-завоевателя — в политике ли, в экономике или науке. Поэтому любовь вредна, и ее следует ограничить физиологической стороной. Для Шопенгауэра, который считал, что высшие потенции человека принадлежат искусству и философии, отвратительна именно физиология. Любовь — враг человека и человечества потому, что принуждает людей подобно марионеткам к производству себе подобных... Два мнения, казалось бы, несовместимы. Однако грубый материализм полководца и пессимистический идеализм философа — две стороны единого отношения к любви, как к недостойной имени истинно человеческого чувства.

В прогрессирующем отрицании любви современный буржуазный Запад породил теоретические обоснования ее невозможности и практические формы ее уничтожения.

Возьмем апорию «проектов любви» Сартра. Первый, «садистский проект», предполагает подчинение «мною» «другого», утрату им своей свободы. Второй, «мазохистский проект», выражает противоположное устремление добиться благосклонности «другого» путем отказа от своего «я». Но так как, по Сартру, свобода неотчуждаема (человек «обречен на свободу»), то оба проекта терпят крах... Экзистенциализм утверждает невозможность любви, ссылаясь на прирожденную свободу человека. Но все обстоит прямо противоположным образом. Любовь, как «обладание» другим человеком в условиях социальной несвободы именно и приводит к такому ее реальному и тотальному истреблению.