Апология мужчины, его последующее обесценение

На протяжении тысячелетий социальная дискриминация женщины отражала лишь внутреннюю закономерную противоречивую тенденцию в системе половых отношений. Другой тенденцией, столь же закономерной, как и первая, является постоянная апология мужчины как всемогущего властелина, бесспорного воплощения интеллектуальной, физической, эстетической и моральной сущности человека.

Эта тенденция обусловлена развитием общества в целом, и прежде всего его экономической базы. Мужчина становится собственником средств производства, главной фигурой в хозяйственной жизни общества, пережившего первобытный период своей истории. При этом политическая власть, государственная организация общества, как правило, тоже сосредоточены в его руках. В соответствии с историческими законами он становится воплощением отчужденной человеческой силы, которая таинственно и подавляюще возвышается над людьми.

Конечно, главный водораздел в истории классового общества представляет собой противоречие между антагонистическими классами: рабами и рабовладельцами, крепостными крестьянами и феодалами, рабочими и капиталистами. Жена рабовладельца является госпожой мужчины-раба, она стоит над ним и может ему приказывать. Но в рамках семьи представителей каждого класса неизбежно существуют и другие конфликтные отношения. В этой социальной микрогруппе муж является господином жены. Отношения между полами можно рассматривать поэтому как относительно самостоятельную систему.

Мистификация и апология мужчины начинается с его мифического возвеличивания, с фантастической персонификации природных сил в образах богов мужского пола. Реальное принимает форму сверхреального, земное — форму неземного. В известной степени мужчина теряет в глазах женщины свою непосредственную осязаемость и привычность. Постепенно он превращается как бы в сверхземную реальность, в колоссальный исторический миф. По традиции на протяжении веков миром управляет «сильный» пол. «Женщина сама признает,— пишет Симона де Бовуар, — что мир принадлежит мужчинам... Ограниченная своей плотью, своим домом, она ощущает себя пассивной перед этими богами в человеческом обличье, которые определяют цели и устанавливают ценности. Поэтому есть доля правды в утверждении, что она — вечное дитя... Судьба женщины — в почтительном подчинении мужчине... Она приучена признавать мужской авторитет... Следовательно, мужской мир ей представляется трансцендентальной реальностью, абсолютом».

В период матриархата поклоняются женским божествам. Впоследствии, с установлением мужского права, они постепенно исчезают или становятся покорными вассалами нового господина. Над всеми сверхъестественными существами возвышается всемогущий бог мужского пола, представитель земной классовой силы. В Древнем Египте его зовут Амон-Ра или Осирис, в Индии — Вишну, в Финикии — Ваал, в Древней Греции—Зевс, в Риме —Юпитер, в Аравии — Аллах и т. д. Это исторически обусловлено. В древней мифологии мы еще встречаем прекрасные призраки женщин-богинь (Афродиты, Деметры, Исиды, Астарты и др.), озаренных отблеском времен матриархата. В классовом обществе с его идеализацией мужского права злые духи в основном принадлежат к женскому полу. Наблюдается явное смещение в социально-психологической системе ценностных соотношений.

Место «великой матери» (на Крите — Гекаты, во Фригии — Кибелы и др.) периода матриархата занимает законный повелитель вселенной «великий отец». Культ женщины вытесняется культом грозного божества мужского пола. Матриархальные традиции остаются слабым напоминанием о прошлом. Наступает эра обесценения женщины. Ее достоинства принижаются или приписываются мужчине. Религия, пропаганда, искусство, наука, власть — все сосредоточено в его могучих руках. По своему желанию он перекраивает мифы, формирует общественное мнение, подделывает истину, регламентирует красоту. Влюбленный в свою силу, он проецируется в космических масштабах небесных сфер и самообожествляется, представая как центр вселенной и даже как создатель женщины. Его амбиции столь беспредельны, что он оспаривает монополию женщины быть матерью, рожать. В Библии говорится, что бог создал прежде всего мужчину, легендарного праотца Адама. Но у него не было «помощника» в труде. «И создал господь бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку» (Бытие, II, 22).

О еще более странных родах сообщает древнегреческая мифология. Зевс-громовержец, проглотивший богиню разума Метис, которая ожидала рождения дочери, почувствовал ужасную головную боль. Он обратился за помощью к своему сыну Гефесту. Бог кузнецов могучим ударом расколол ему череп, и на свет появилась богиня-воительница, мудрая Афина Паллада. Таким образом, Зевс доказал превосходство мужчины и в этой области.

В этой связи заслуживает упоминания «кувада» — любопытный обычай некоторых племен. После рождения ребенка мать удаляют от него, и ее место на постели занимает муж. Он притворно стонет, словно рожает. В это время снаружи ждут люди. Наконец дверь открывается, и кто-нибудь показывает ребенка. А отец, симулировавший роды, лежит в постели и принимает поздравления.

Существуют различные истолкования социального значения этого обычая. Г. Тард упоминает, что отдельные авторы видят в нем отголосок матриархата. Мужчина подражает роженице, чтобы приобрести «домашний авторитет». Однако сам Тард склонен поддержать толкование Штарке, который считает этот странный обычай способом передачи ребенку «отцовской храбрости». Смысл его в укреплении достоинства отца. Существует также мнение, что цель всей этой комедии, разыгрываемой мужчиной, в том, чтобы заменить роженицу и таким образом обмануть устремившихся к ней в этот момент злых духов.

Обычай «кувада» явно является ритуалом символического воплощения желания мужчины подорвать авторитет женщины-матери, лишить ее естественной славы, придать большую убедительность своему насильственно установленному праву властелина, заставить поверить, что он не только правит жизнью, но и создает ее. Несмотря на всю комичность, этот обычай, если его оценивать с современных позиций, без сомнения, играл важную социально-психологическую роль в утверждении патриархата.

В трилогии Эсхила «Орестея» мы находим особенно интересную апологию мужчины в условиях рабовладельческого общества. Сюжетная линия этого произведения, характерного как эстетический документ древности, развивается следующим образом. В первой части трилогии описано возвращение героя троянской войны Агамемнона в Аргос. Коварная жена Клитемнестра не ждет его в одиночестве, как Пенелопа. Она нашла замену супругу. Клитемнестра убивает Агамемнона. Поводом для убийства является то, что он принес в жертву богам свою дочь Ифигению.

Во второй части трилогии в Аргос возвращается Орест, сын Агамемнона. Узнав о смерти отца, он убивает свою мать Клитемнестру и ее любовника. В третьей части Эринии (богини мести) преследуют Ореста, который находит убежище в храме Аполлона. Затем в храме Афины Паллады происходит судебная процедура. Ею руководит богиня мудрости, защитница мужского права. Эринии обвиняют Ореста в убийстве матери, Аполлон защищает обвиняемого.

В «Орестее» красной нитью проходит идея главенства мужчины и в то же время принижается роль женщины, даже женщины-матери. «Орестея» представляет собой защиту рабовладельческого мужского права, фактически является эстетической и моральной апологией мужчины. «Трудами мужа,— говорит Орест, обращаясь к женщинам,— сидя дома, кормитесь».

Интересен с этой точки зрения спор между Эриниями, защитницами Клитемнестры, и Аполлоном, заступником Ореста, в храме Афины Паллады. Эринии стоят на позициях матриархата. Они стремятся доказать, что Ореста следует наказать самым жестоким образом, ибо он убил родную мать, а вины Клитемнестры нет, так как она убила мужа, а «муж — чужая кровь». Аполлон выдвигает противоположную этическую доктрину. Он утверждает, что, убивая мать, Орест не погубил своего кровного родственника, ибо живая связь соединяет человека только с отцом:

Дитя родит отнюдь не та, что матерью Зовется. Нет, ей лишь вскормить посев дано. Родит отец. А мать, как дар от гостя, плод Хранит, когда вреда не причинит ей бог. И вот вам правоты моей свидетельство. Отец родит без матери. Пред вами здесь Паллада-дева, Зевса-олимпийца дочь. Она явилась не из чрева темного — Кто из богинь подобное дитя родит?

В конце Афина Паллада в роли арбитра заключает:

Теперь за мною дело. Приговор за мной. И за Ореста я кладу свой камешек. Ведь родила не мать меня. Мужское все Мне ближе и дороже. Только брак мне чужд. Отцова дочь я, и отцу я предана. И потому жалеть не стану женщину, Убившую супруга. В доме муж глава. Орест спасен, хотя бы даже поровну распределились голоса.

А хор Эриний в отчаянии восклицает:

О боги молодые, вы втоптали

Закон старинный в грязь. Увы, из рук моих

Злодея вы исторгли. О, позор, о, гнев!

{Перевод С. Апта)

Поражение Эриний означает падение авторитета женщины в рабовладельческую эпоху, свидетельствует о торжестве частной собственности. Спасение Ореста — убийцы своей матери — знаменует победу мужского права, мужской воли, грубой силы. «Телесная сила, — пишет Лафарг, — была первейшей добродетелью патриархальных героев Гомеровой эпохи».

Мужчина-повелитель в ту эпоху не блещет интеллектуальным превосходством. Как свидетельствует мифология, даже знания самого Зевса крайне ограниченны. Он не раздает мудрых советов. Его гигантская сила сочетается с умственной слабостью. Вынужденный решать трудные задачи на Олимпе, Зевс, по словам Лафарга, постоянно прибегает к советам матриархальных богинь. Мудрость он предоставляет Афине Палладе. В ту эпоху женщина является воплощением интеллектуальной силы человека.

Таковы парадоксы жизни. Принимая величественную осанку, мужчина торжественно выходит на историческую арену. Он рассчитывает на свою атлетическую мощь, хитрость, на захваченную власть. Мужчина пользуется огромной славой как бегун, дискобол, завоеватель, жрец, законодатель, как пророк. Искусство возвеличивает его подвиги и открытия. Эстетическим воплощением образа мужчины являются египетские колоссы, мраморные статуи Фидия и Праксителя, он изображен в поэмах Гомера, в трагедиях Софокла, на римских мозаиках.

Возвеличивание мужского пола находит отражение в одежде, в украшающих его почетных знаках, в различных символических отличиях. Его внешность должна внушать уважение. Мужчина — покоритель природы, животных, других людей, гордо украшает себя трофеями: когтями убитого медведя, рогами сраженного буйвола, перьями подстреленного в небе орла, накидывает на плечи шкуру льва или леопарда.

В Древней Греции мужчина первенствует и на Олимпийских играх. Он прилагает все силы для апологетизации этой его чисто атлетической «мускульной» славы. Статуи атлетов, трижды одержавших победу, устанавливаются в храме. Олимпийским победителям вручаются пальмовые ветви, они облачаются в роскошные одежды. Поэты воспевают их подвиги. Ваятели превращают их в мраморные полубожества, которым воздаются ритуальные почести. Атлет Евфимий из Лакры доходит до того, что приносит, как божествам, жертву своему собственному изображению.

Мужчина сплетает лавровые венки и увенчивает ими самого себя в знак вечной и непреходящей славы. Лавры украшают головы Цезаря и Наполеона, Вергилия и Гёте, Вольтера и Байрона. Скипетр силы находится в руках мужчины. Пурпурная мантия ниспадает с его плеч. Корона, иногда венчающая женщину, также создана для мужской головы. Все призвано подчеркивать силу и блеск вечного господина. Мужчина — солнце в истории общества. Женщина может светить лишь его отраженным светом.

Мужчина — воин и рыцарь, вооружен мечом, символом его власти и извечной физической силы. Он закован в железные доспехи, на голове у него шлем. Он подобен богу-громовержцу, спустившемуся с неба. Его подвиги поражают воображение. Глубокая пропасть, которую проложила между полами античная эпоха, углубляется тысячелетиями.

Мужчина оберегает от женщины свой полумистический мир — мир боевых колесниц, мечей, доспехов, жестокости и чудесной магии открытий, кровопролитных войн и тайн науки. Мужчина — это покоритель мира Александр Македонский, великий поэт Гомер, мыслитель Аристотель, толкователь тайн вселенной Бруно, предводитель крестьянской войны Мюнцер, открыватель Америки Колумб, гениальный сердцевед Шекспир.