Мнимая платоническая любовь

Признание полового влечения как основы любви на протяжении веков приводило в негодование приверженцев аскетизма. Можно ли постыдное животное влечение одного пола к другому объявлять имманентным содержанием возвышенной человеческой любви? Неужели преданный проклятию религией половой акт и сейчас должен оскорблять нравственную чистоту цивилизованного общества?

Теософы и мистики говорят о так называемой «божественной любви», о ее «вечной» прелести. Это некое бесплотное, эфемерное общение и соприкосновение душ под эгидой всевышнего, милосердно дарующего людям чудо любви.

Проповедник священных канонов православия аскет Никодим Святогорец обращает вдохновение своего пера к духовной борьбе против дьявольского искушения плотских соблазнов. Он дает конкретные советы, как доброму христианину сохранить целомудрие души незапятнанным и противостоять попыткам дьявола осквернить ее божественную чистоту.

«Избегай всего, — пишет Никодим Святогорец,— что может смутить спокойствие твоей плоти, особенно общения с лицами другого пола. И. если тебе придется беседовать с таковыми, не говори слишком долго, сохраняй при этом скромность и известную строгость. Пусть слова твои будут учтивыми, но скорее сдержанными, нежели благосклонными». Никодим советует христианину быть осторожным при общении с лицами другого пола, поскольку здесь «почти всегда примешивается пагубная чувственная страсть, исподволь проникающая до самых глубин души и помрачающая ум».

Аскетическая мораль христианства представлена в Новом завете, в евангелиях и посланиях апостолов. Однако она не соответствует исполненной жизнелюбия философии Ветхого завета, занимающего большую часть Библии и провозглашенного священным писанием христианства. По существу, в нем отражены взгляды на половую жизнь в условиях патриархальности в период исторического формирования иудейства, полностью противоположные тем, которые проповедуются в Новом завете. В Ветхом завете отсутствует осуждение пола. Половые отношения между мужчиной и женщиной описываются безо всякого аскетического лицемерия, как нечто вполне естественное, существующее по воле творца. Всемогущий бог Ветхого завета, создав первого мужчину и первую женщину, говорит им: «Плодитесь и размножайтесь». Здесь находим мы «Песнь песней» Соломона — этот вдохновенный гимн любви. Идеал же Нового завета — аскетическое целомудрие.

Таким образом, обнаруживаются два несовместимых подхода к рассматриваемому вопросу. Очевидно, христиане предпочитают жить сообразно с принципами Ветхого завета, а молиться и каяться в духе требований Нового завета. Возможно, в значительной степени это противоречие насаждает сознание греховности человека перед богом.

Следовательно, у платонической любви есть свои новозаветные корни. Она осуждает «во Христе» половой контакт и, таким образом, неизбежно побуждает к экзальтации, к стремлению ощутить себя «невинными как ангелы», созерцать могущество сознания в бесконечной вселенной. Мужчина и женщина парят в облаках «чистого» духовного наслаждения. Губы никогда не соприкасаются, руки всегда обнимают пустое пространство, туман идей. Такая любовь бесплотных существ оказывается просто иллюзией, отчуждением человека.

Обычно платоническая любовь антифеминистична. Ее проповедники провозглашают не только проклятие половых отношений, но и проклятие женщины. Целью платонической любви объявляется слияние душ без соприкосновения тел. Только такой путь может якобы привести к вечному блаженству двоих.

Один из подобного рода заклятых врагов полового влечения, Отто Вейнингер, заявлял в начале XX века в своей нашумевшей книге «Пол и характер»: «Любовь и вожделение — настолько различные, исключающие друг друга, даже противоположные состояния, что в те моменты, когда человек действительно любит, для него совершенно невозможна мысль о телесном единении с любимым существом. И лжет тот, кто утверждает, что еще любит женщину, которою он желает обладать, — или он никогда не знал, что такое любовь... Половое влечение растет с телесным приближением, любовь же сильнее всего вырастает при отсутствии любимого существа, для своего поддержания она нуждается в разлуке, в известном расстоянии... Смерть истинной любви достигается каким-нибудь непреднамеренным телесным прикосновением к возлюбленной: оно вызывает половую страсть и — в один миг убивает любовь...

Итак, существует платоническая любовь, хотя профессора психиатрии и не признают ее. Я сказал бы даже: существует только «платоническая» любовь. Ибо все, что, кроме нее, называют любовью, просто свинство. Есть только одна любовь: любовь к Беатриче, поклонение Мадонне. Для полового акта существует вавилонская блудница».

Защитником так называемой «идеальной любви» был и известный теоретик мистицизма дореволюционной России Владимир Соловьев. Как представитель идеалистической философии, он выступал против материализма. Особенно порочным представлялось Соловьеву рассмотрение психических компонентов любви в связи с инстинктом продолжения рода.

«Если мировая воля, — писал он, — чрезвычайно заинтересована в рождении какого-нибудь человека, она должна принять чрезвычайные меры для обеспечения желанного результата, т. е., по смыслу теории, должна возбудить в родителях чрезвычайно сильную страсть, способную сокрушить все препятствия к их соединению...

В действительности, однако, мы не находим ничего подобного, никакого соотношения между силою любовной страсти и значением потомства. Прежде всего мы встречаем совсем необъяснимый для этой теории факт, что самая сильная любовь весьма часто бывает неразделенной и не только великого, но и вовсе никакого потомства не производит...

Видеть смысл половой любви в целесообразном деторождении — значит признавать этот смысл только там, где самой любви вовсе нет...

Сильная индивидуальная любовь никогда не бывает служебным орудием родовых целей, которые достигаются помимо нее».

Соловьев решительно отрицает связь духа с телом, сознания с материей. Принимая догматы христианства, он превращает земное в неземное. Любить, согласно Соловьеву, означает искать бога. Любовь — это мистический трепет чувств, направленных к высшему существу. Она возникает и существует в царстве глубоких мистических созерцаний. Соловьев утверждает, что «деторождение не есть собственно дело любви».

Лев Толстой также клеймит позором половую любовь. Гениальное мастерство реалистического воспроизведения жизни в художественных образах сочеталось у него с беспомощностью аскетического морализаторства в духе христианской доктрины.

«Вступление в брак, — пишет Толстой, — не может содействовать служению богу и людям, даже когда вступающие в брак имели целью продолжение человеческого рода».

Несомненно, это чисто евангельская моральная установка. Толстой категорически заявляет, что «брак есть нехристианское учреждение», поскольку «Христос никогда не женился». Он принимает брак, подчеркивая, что на него следует смотреть «как на грех, требующий своего искупления».

Супруги, по мнению Толстого, могут поддерживать половые отношения только до тех пор, пока не будет зачат ребенок. После этого они должны «избегать всяких плотских соблазнов», «жить как брат и сестра».

Понимая неосуществимость подобных задач, Толстой подчеркивает: «Целомудрие не есть правило или предписание, а идеал». Его осуществление в жизни возможно «лишь в идее, в мысли, когда он представляется достижимым только в бесконечности».

Основную роль в моралистической философии Толстого играет идея целомудрия человека. Эта сомнительная идея аскетизма противоречит законам природы. «Я думал: написать роман любви целомудренной,— говорит Толстой,— такой, для которой невозможен переход в чувственность, которая служит лучшим защитником от чувственности... Только с женщиной можно потерять целомудрие, только с нею можно соблюсти его. Хорошо написать это... Целомудренная женщина (недаром легенда о Марии) спасет мир».

Толстой не занимается конкретным анализом, не строит систему научных доказательств. Его исходная установка и недосказанна, и априорна. В своих рассказах и романах он отступает от идеи аскетизма, всегда сохраняя привязанность к жизни, к ее физической и духовной прелести, к земным горестям и радостям. С каким гениальным вдохновением художника описывает он любовь Наташи Ростовой и Катюши Масловой! Как всем сердцем оправдывает страсть и заблуждения Анны Карениной!

Целомудрие, положенное б основу христианской этики, имеет значение мистической инквизиции. Оно представляет собой освящение чудовищной формы самоуничтожения человечества во имя его «моральной красоты».

Тезис о том, что половое влечение будто бы принижает человеческий дух, ослабляет его творческую силу, ложен. Реальные факты говорят о противоположном. Гении никогда не были скопцами, скорее наоборот, в большинстве своем они отличались особой чувственностью.

Множество исследованных фактов показывает, что продолжительное воздержание человека от «мерзости» половой жизни закономерно может привести к интеллектуальному застою, к психологической травме, а при наличии ряда предпосылок — к неврозам и другим нервнопсихическим отклонениям.

Истории хорошо известны такого рода заболевания, достаточно распространенные в монастырях средневековой Европы. С наибольшей силой муки искушения возникают тогда, когда устанавливается морально и юридически регламентированный, строгий, подавляющий человеческие желания запрет половой жизни.