Многообразие половой любви

Реализация любви как явления социальной жизни всегда происходит в определенной индивидуализированной форме. Можно даже сказать, что любовь для каждого влюбленного принимает свой особый образ. Однако и в этой области возможна попытка классификации. Близкие по своим индивидуальным характеристикам любовные «стандарты» можно объединить в типичные группы. Совокупность этих групп определяет модификации высшей формы интимного общения мужчины и женщины.

Соотношение разума и страсти в каждом случае индивидуальной, конкретной любви полностью специфично и характеризует богатство или нищету, силу или слабость, равновесие или неустойчивость личной жизни, комплексные особенности данной психики.

Соотношение сознательности и бессознательного в любви зависит прежде всего от индивидуальности и темперамента человека. Этим определяется и характер типизации.

Эмоциональные контрасты любви, сформировавшиеся как выражение особенностей темперамента, находят отражение в художественной литературе. Пенчо Славейков создает поэтическое равновесие разума и чувств. Любовь у Яворова страстная, демоническая, полная красоты и трагизма, опьяняющая, неукротимая. Она соответствует его холерически-сангвиническому темпераменту. У Вазова чувствам свойственна уравновешенность. Любовь у Димчо Дебелянова — сангвинически-меланхолическая. Эмоции у Лилиева как бы сотканы из шелка; они бесшумно трепещут, как крылья бабочки.

В любви соотношение вихря эмоций и спокойствия мысли, пламени «безумия» и холодной рассудительности интеллекта зависит (хотя не всегда в одинаковой степени) и от климатических условий. Не становясь на позиции географического направления в социологии, следует тем не менее оценить роль и этого фактора. Наблюдения показывают, что у народов, живущих на севере, усиливается контроль разума над любовью, она становится как бы более воздушной, более звездной, более кристальной и более спокойной, в то время как в южных странах любовь — это безумие чувств, необузданная, сжигающая человека страсть. Разумеется, здесь речь идет лишь о тенденции, которая проявляется через множество отклонений. Но вышесказанное подтверждается примерами из сокровищницы фольклора и образами художественной литературы. Ведь в этой области наиболее ощутимо проявляются социальные и национальные особенности психики, своеобразие динамики и «температуры» сознания.

Вот, например, типичная северная (исландская) сказка, в которой говорится, как девушка Хельга стояла, задумавшись, высоко на голой скале и смотрела вдаль. Вдруг она увидела рядом «юношу неземной красоты». Его «голубые глаза смотрели на нее с нежностью». Потом они разговорились. Действие развивается медленно, в спокойном созерцании красоты. Хельга протягивает руку незнакомцу, который оказывается царем лесных фей. Хельга полюбила его, и они поженились.

А вот идиллическая картина семейной жизни. «Вечером Хельга ложилась на мох, и тогда сказочный царь лесных фей садился около нее, брал свою лиру и начинал играть давно красивые песни». Это — чистая, «полярная» любовь.

Ибсен сравнивает любовь с цветком, который всегда «растет под снегом». Гармония и чистота, музыка и мечты — сущность этого чувства.

А о чем рассказывают южные сказки? Они описывают любовь как великую страсть, как поражающее человека безумие. Мы не найдем здесь спокойной любви, плавного развития эмоций. Страсть подобна молнии. Все влюбляются мгновенно и безоглядно. Такова почти всегда завязка событий в «Тысяче и одной ночи». Эта книга очаровательных фантазий любви, испепеляющих южных страстей описывает неподвластные разуму, пламенные чувства.

Таким образом, можно предполагать, что климатические особенности воздействуют на темперамент при сочетании эмоциональных и мыслительных компонентов люб-пи в разных географических широтах. Они придают особые оттенки этому социальному явлению. Согласно Г. Ферреро, интимные чувства возникают по-разному у северных и южных народов. «Любовь южного человека представляет собой главным образом восхищение физической красотой женщины и желание вкусить ее. Германская же любовь заключается по преимуществу в удовольствии жить с любимым человеком, работать, чтобы доставить... ему радость».

Что это значит? Южанин «любит чувственно», северянин— «мозгом». Первый становится рабом «безумия», а второй контролирует свои чувства мыслью. В северной любви больше идеализации, в южной — больше чувств, кипения страстей.

«Вообще, — пишет Ферреро,— в то время как южанин отчаивается, если он вынужден лишиться хотя бы на короткое время предмета своей любви, так как его любовь постоянно требует непосредственных ощущений, немец и англичанин могут долго жить вдали от любимой... не страдая от лишения... довольствуясь наслаждением воображения».

Богатство мысли и эмоций в любви зависит, наконец, от уровня развития личности, от ее общей культуры. Сознание человека может выявить только те ценности, которые в нем содержатся. Любовь служит мерой культуры. Любовь мещанина примитивна, страдает бедностью ассоциаций, не поднимается над уровнем ощущений. Гёте вкладывает в свою пылкую любовь духовную красоту и могучую силу интеллекта. Казанова в своих воспоминаниях навязчиво говорит об «аромате женщин». А Пушкин создает из любви волшебную феерию душевных волнений.

Многообразие любовных чувств проявляется конкретно и в способах их возникновения. Это процесс, который давно интересует психологию, этику, эстетику, социологию, поэзию, потому что его реализация непосредственно затрагивает индивидуальную природу личности как целое, все области сознания.

С поэтической силой о таинственных путях любви писал Тургенев. Устами Рудина писатель говорит: «Любовь! В ней все тайна: как она приходит, как развивается, как исчезает. То является она вдруг, несомненная, радостная, как день; то долго тлеет, как огонь под золой, и пробивается пламенем в душе, когда уже все разрушено; то вползет она в сердце, как змея, то вдруг выскользнет из него вон».

Задолго до этого Шекспир в «Венецианском купце» так воспевал любовь:

Скажи мне, где любви начало?

Ум, сердце ль жизнь ей даровало?

И чем питаться ей пристало?

Ответь! Ответь!

В глазах впервые возникает,

От взглядов пищу получает,

В своей же люльке умирает.

(Перевод Т. Щепкиной-Куперник)

Существуют ли научные методы, помогающие определить момент зарождения любви? Иногда мы не можем отличить ее от сострадания, привычки, дружбы, уважения. И в этой области науке предстоит решить трудную психологическую задачу. Мы не можем заключить в пробирку человеческий взгляд, чтобы исследовать его в лаборатории. Взгляд нечувствителен к химическим реактивам.

Любовь можно узнать, констатировать, скорее, интуитивно. Она легко касается самых тонких струн человеческой души. Как же может человек понять, что к нему уже пришла любовь?

Начало любви обычно характеризуется богатой гаммой странных, ошеломляющих чувств, эмоций. Но в этой гамме выделяется одна доминанта. Первым проявлением зарождающейся любви является восхищение. Его чистый свет озаряет даже сны.

Человек не может любить, если ему незнаком трепет восхищения. Так начинается любовь Дафниса и Хлои. Сначала молодые пастушки на острове Лесбос живут как приятели. В один прекрасный день Хлоя начинает смотреть на Дафниса другими глазами. Она с удивлением вдруг понимает, что он красив. Она испытывает бесконечное восхищение. Именно это восхищение, пишет Лонг, «было началом любви».

Но восхищение — это лишь начало. Оно только возбуждает душу и тело человека. Потом возникает любовь, Которая едва ли подлежит строгой систематизации, так как каждый переживает ее по-своему, в зависимости от множества факторов — темперамента, воспитания, климата, возможностей реализации чувства и т. д.

Врачи говорят, что нет болезней, а есть больные люди. Болезни как явление протекают совершенно индивидуально. Сексолог также может сказать (разумеется, условно): любви как таковой нет, а есть влюбленные люди. Каждый любит индивидуально, каждый реагирует по-своему. Одни загораются надеждой, другие томятся в муках, одни очарованно поют, другие вяло вздыхают, одни радостно ликуют, другие теряют аппетит. Но, кажется, большинство рыцарей любви вздыхает. В «Золотом осле» Апулей пишет, что козлоногий бог Пан, увидев несчастную Психею, бредущую в поисках Купидона, мудро заметил: «Неровная и часто колеблющаяся походка, крайняя бледность всего тела, вздохи, а главное — наплаканные глаза твои говорят, что от любви чрезмерной ты страдаешь».

По мнению Гёте, чувство женщины угадывается интуитивно, без какого-либо теоретического анализа. «О, я знал,— пишет Лотте грустный Вертер,— что ты любишь меня, знал с первого же задушевного взгляда, с первого пожатия руки...»

Герои «Жан-Кристофа» Ромена Роллана — Жаклина и Оливье — чувствуют головокружение от любви; обнявшись, они плачут, «слушая музыку». Жаклина «подолгу сидела... вся сжавшись, затаив дыхание, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть счастье малейшим движением». Любовь приходит и уходит молча, говорит Роллан.

Любовь иногда ввергает человека в состояние неопределенного блаженства, иррациональную психическую нирвану. Человек просто не понимает, чего он хочет, что ему делать, как, например, Дафнис и Хлоя: «Они радовались, встретившись, расставшись, печалились; желали чего-то, но не знали чего...»

Эта выжидательная неопределенность сознания, характерная иногда для первого чувства, имеет разные оттенки. Не таково ли и первое волнение одной из героинь Роллана — Жаклины. Она видит, что любовь «как бездна, раскрывшаяся у ее ног». Оцепеневшая и ошеломленная силой чувства, Жаклина спрашивает себя: «Зачем? Что это значит? Почему я люблю его? А люблю ли?» «Она не знала... Знала только одно: любовь завладела ею, заполонила ее».

В первом чувстве присутствует «ощущение» красоты. Человек любит, когда он очарован. Взгляд влюбленного видит у любимой красоту и совершенство, несравненные качества и добродетели. Любовь обещает ему радость и счастье.

А как происходит далее ее естественное развитие? Действительно ли каждая любовь проходит через зарождение чувств, зенит счастья и конец ожиданий?

Многие авторы считают, что половая любовь имеет естественные фазы развития. Как все в жизни, она бурно развивается, пышно расцветает и неизбежно стареет.

И. М. Сеченов указывает, что «полная любовь» имеет «три естественные фазы» развития. Сначала юноша и девушка создают себе абстрактный идеал. Это фактически необходимая предпосылка индивидуальной любви, томление в царстве мечтаний. Юноша как бы во сне видит образ «принцессы», который сияет в небесных просторах, девушка ждет днем и ночью своего рыцаря.

Но вот настает долгожданный миг. Юноша внезапно встречает женщину, которая действительно очень походит на его прекрасный идеал. Описывая трансформацию чувств этого счастливого юноши, Сеченов говорит: «По-нашему, он ассоциировал свой страстный идеал с реальным образом. Это и есть так называемая платоническая любовь. В ней половой характер чрезвычайно бледен на том основании, что рядом с яркими, следовательно, страстными зрительными и слуховыми ощущениями лежат неопределившиеся, еще темные половые желания».

Название «платоническая» здесь весьма условно. Взгляды Сеченова далеки от теорий Соловьева и других мистиков. Он решительно подчеркивает, что и на этой первой необходимой фазе любовь имеет «половые желания». Но они еще очень робкие, недостаточно проявившиеся, глубоко «законспирированные».